Текст из телеграм-канала Wild Field
Из интервью в газете Hurriyet Daily News политолога профессора Дениз Ульке Арыбоган о её новой книге »Стена». Еврооптимистично так:
У стены много значений. Когда вы строите стену, вы рассматриваете другую сторону стены как «иного». А у «иного» нет положительной коннотации.
Когда вы строите стену, это также создает чувство принадлежности; вы объявляете территорию своей. Это собственность. Если существует угроза вашей территориальной целостности, вы создаете стену и говорите: «Эта территория моя».
Страны, которые строят стены, это не восточные страны, это страны западные… В западном мире некоторые создают стены против беженцев, некоторые — против террористов, некоторые — против глобализации, а некоторые против России… Но главное, что мы создаем, это мир со стенами, ведущий к межгосударственной системе.
Турция стремилась играть ведущую роль на бывших османских территориях. Были разговоры о неооманской идеологии и нулевых проблемах с нашими соседями. Мы расчищали наземные мины вдоль сирийской границы, открывали границы и отменялм проездные визы. Мы верили, что все люди, живущие на бывших османских землях, будут объединены под единым руководством Турции. Но теперь мы строим стены. Мы полностью отделили турецкую и сирийскую территории друг от друга. Несколько лет назад наш президент говорил, что сирийский вопрос является нашей внутренней проблемой.
Теперь мы говорим, что это внешние проблемы. Со стенами против Сирии, Ирака, Ирана и Армении Турция закрывает свои границы на востоке и юго-востоке.
Знает ли правительство о последствиях этого?
Они должны знать. Это не реакционная политика. После отставки бывшего премьер-министра Ахмета Давутоглу произошел сдвиг во внешней политике. Хотя общественное мнение находится в другом направлении, я думаю, что Турция делает разворот к Западу, поворачиваясь лицом к Западу, как и республиканская внешняя политика. Турция говорит: «Это другие, а я принадлежу Европе». Эти стены также являются стенами НАТО и стенами Европы.
Почему мы строим стены на границах с Арменией и Ираном, с которыми у нас хорошие отношения? Турция объявляет о своем местонахождении.
Это также символизирует ее территориальную целостность; она ужесточает свои границы, говоря: «Вы не можете разделить мою страну». Она проводит линию между своим курдским вопросом и другими. Граница также символизирует принадлежность. В какой-то момент мы были так близки к северному Ираку, но теперь есть стена. Зачем? Потому что дошло до ситуации, которую оно не может контролировать. Оно [правительство] говорит: «По крайней мере, позвольте мне объединиться внутри».
Приведение линии могло бы консолидировать волю курдов с другой стороны к тому, чтобы иметь собственное государство, тогда как такие, как бывший президент Тургут Озал, выступали за интенсивную взаимозависимость, чтобы отбить стремление курдов к государственности.
Но давайте не будем забывать, что экспансионистские государства выступают против стен. У них есть сильная уверенность в себе. Но как только вы занимаете защитную позицию, вы начинаете строить стены. В мире, основанном на геополитике страха, Турция принимает для себя политику интровертов, чтобы защититься внутри, и в то же время она хочет, чтобы центры в Ираке и Сирии стали сильнее.
Это новый менталитет в отношениях, которые мы восстанавливаем. Мы были первыми, кто продемонстрировал реакцию на референдум о независимости в северном Ираке. Весь мир дал подобную реакцию, которая не была бы такой же еще пять лет назад. Те, кто аплодировал арабской весне, теперь не хотят, чтобы кто-то выходил на улицы.
Окончание арабской весны означает конец этих тенденций.