В Турции этот формат появился относительно недавно. Но нынешний, седьмой по счету, прошедший под председательством министра иностранных дел Мевлюта Чавушоглу, приковал к себе повышенное внимание. Прежде всего потому, что Анкара стала разворачивать свою внешнюю политику, да и сама встреча послов проходила под лозунгом «Новая Турция: стабильность и изменения во внешней политике».
Заметим, что концепт «Новой Турции» появился с приходом к власти партии «Справедливость и развитие» (ПСР) и связан с изменением идейно-политической системы, созданной Ататюрком в 1923 году. На первом этапе в роли главного идеолога выступал представитель турецких академических кругов Ахмет Давутоглу, занимавший посты министра иностранных дел, потом главы правительства. Турецкая ежедневная газета Yeni Safak писала, что «Новая Турция — это не слоган или политических ход, это проект полной реконструкции страны после 100-летнего «перерыва». По оценке западных экспертов, Давутоглу свято верил в конец «эры национализма» на Ближнем Востоке и полагал, что на смену поколению приверженцев идей национализма в регионе придет поколение религиозно-консервативных лидеров, которое будет следовать предлагаемой «турецкой модели».
Это было сопряжено с серьезными изменениями во внешней политике Турции, которая стала руководствоваться доктриной неоосманизма и стремилась распространять свое влияние в регионе чуть ли не в границах бывшей Османской империи. Такое действительно произошло, когда Анкара, сломя голову, кинулась в «арабскую весну», начала увязать в сирийском конфликте, но не смогла при этом адаптироваться к новым геополитическим реалиям, выявить истинные цели политики американцев, своего главного союзника на Ближнем Востоке. В итоге Турция пропустила три болезненных удара: курдский, возвращение России в регион и выход Ирана из режима санкций с претензий Тегерана на усиление своего геополитического влияния с учетом сразу двух факторов, иракского и сирийского. Стало ясно, что Анкаре пора расставаться с «наследием» Давутоглу и начинать играть по новым правилам. В результате — если возвращаться к теме конференции послов — вместо понятия «Новая Турция» было бы правильнее использовать «Другая Турция»: срыв переговоров с ЕС, вынужденная — внутри международной коалиции по борьбе с ИГИЛ (структура, запрещенная в России) — трансформация позиции, потенциальное сохранение у власти в Сирии президента Башара Асада, перенос кризиса из Ирака и Сирии на свою собственную территорию, открытая поддержка США сирийских курдов и, наконец, невероятный по историческим меркам альянс с Россией и Ираном по сирийскому урегулированию. В таких условиях, заявил на конференции Чавушоглу, «Турция обязана вести активную внешнюю политику с учетом событий, происходящих в соседних странах».
Если раньше, выступая на ежегодной встрече послов в Анкаре, турецкие лидеры утверждали, что «Турция играет решающую роль в международных вопросах», потому что «крупные государства знают, что история проходит через Анкару, что стороны, которые игнорируют Анкару, не могут понять историю», то теперь в их заявлениях появилась другая тональность. Так, президент Турции Реджеп Тайип Эрдорган выразил надежду, что «в 2017 году совместными усилиями Турции, России и Ирана удастся разрешить кризис в Сирии политическим путем». Что касается США, то Эрдоган, отмечая, что отношения с Вашингтоном переживают «очень чувствительный период», заявил: «Мы хотим видеть США рядом с нами». При этом Чавушоглу уверял, что «Трамп не будет повторять ошибки уходящей администрации президента Обамы», имея в виду, прежде всего, курдский вопрос. В свою очередь министр обороны Турции Фикри Ишикт на той же конференции послов уточнил, что «сближение Турции и России не означает ослабления связей Анкары с НАТО», а «когда НАТО не в состоянии поддержать борьбу Турции против ИГИЛ (структура, запрещенная в России) в Сирии, мы можем критиковать и требовать от Альянса выполнения этих обязательств», но вновь при этом отнес к числу террористических организации сирийских курдов.
То есть Анкара выставляет новой американской администрации определенные условия, считая, что сейчас Турция «ведет битву за выживание государства». Одним словом, как заявляет генерал-лейтенант в отставке, бывший глава миссии ООН по наблюдению за прекращением огня в Сирии и глава миссии наблюдателей ООН на Ближнем Востоке, а также генеральный инспектор норвежских вооруженных сил Роберт Муд, «Турция, как и ряд других стран, ведет серьезную дипломатическую игру со сложными маневрами». Но примет ли такие условия президент США Дональд Трамп, сказать сложно, хотя его представители намерены активизировать сотрудничество с Анкарой.
Пока не ясно, правда, как это будет вписываться в альянс Турции с Россией и Ираном по сирийскому урегулированию. Тем более что Анкара в ходе подготовки встречи по Сирии в Астане дает понять, что итогом этой встречи должно стать согласование документа о прекращении огня при параллельном запуске политического процесса в Женеве. Правда, на этом направлении еще немало проблем со списком участников предстоящей встречи в Астане, не определен и сам формат. Но дело даже не в этом. Сохранит ли устойчивость российско-турецко-иранский трек на пути от Астаны до Женевы, где на 8 февраля запланирован следующий раунд межсирийских переговоров? Формально вроде бы все нормально: усилия Москвы, Анкары и Тегерана по конфликту в Сирии поддержаны резолюцией Совета Безопасности ООН. Однако все ждут прихода новой администрации США. Сейчас ведутся закрытые переговоры между Россией, Ираном и Турцией. И неизвестно, рассматриваются ли вопросы совместных или отдельных действий в отношении США и других участников антиигиловской коалиции. В этой «тройке» Турция является единственной страной, которая, по словам французского издания Le Figaro, «совершила тактический разворот от поддержки ИГИЛ (структура, запрещенная в России) до враждебной позиции, перестала называть уход Башара Асада необходимым предварительным условием мирного процесса». Но издание прогнозирует сложности, которые могут появиться в дальнейшем, если Вашингтон станет «особенно выделять Турцию, противопоставляя ее Ирану». Другой вариант: одновременно сохранить партнерство с Ираном и дружеские связи с Турцией, чего добиться будет сложно.
Интрига в том, что заявляя о принципе территориальной целостности Сирии и сохранения ее в границах, в которых она существовала, никто не в праве отказать самим сирийцам решать проблемы будущего административного и политического устройства. Турция, дабы упредить появление на севере Сирии курдской автономии, будет, похоже, настаивать на введении там буферной зоны, что могут не принять Москва и Тегеран. Есть вопросы с территорией, подконтрольной умеренной сирийской оппозиции. Как считает известный российский востоковед Виталий Наумкин, «никакая договоренность с Анкарой, даже самая успешная, ни в коем случае не отменит тех разногласий, которые существуют между Турцией и Россией по вопросу о будущем Сирии, как должны решаться сирийские проблемы». В частности, по проблеме курдов, где, по словам Наумкина, «мы не совсем согласны с турецкой стороной, потому что они считают террористическими и партию «Народный союз», и отряды самообороны». Поэтому попытки Анкары дрейфовать одновременно в сторону Москвы и Вашингтона объяснимы, хотя параметры возможных договоренностей выглядят проблематичными.
Если состоится встреча в Астане и будут возобновлены женевские переговоры, то, конечно, это будет достижением в сотрудничестве «тройки» в борьбе с терроризмом и по урегулированию сирийского кризиса. Но многое будет зависеть и от того, кто и как будет составлять и вести в Вашингтоне ближневосточное «досье». Сценарии есть разные. Война в Сирии еще не закончена.
Станислав Тарасов
*_название изменено редакцией МК-Турция.
*_оригинал названия: «Другая Турция»: что показала конференция турецких послов в Анкаре