В Астане с запозданием на один день все же открылась международная конференция, посвященная урегулированию ситуации в Сирии.
Столица Казахстана стала постоянной площадкой для подобного рода мероприятий в январе этого года – нынешняя встреча там уже третья (если считать заседание Совместной оперативной группы (СОГ) по Сирии, прошедшее 6 февраля). Напомним, в марте исполнится шесть лет с начала сирийского кризиса.
Само название «кризис», впрочем, весьма условное: выступления оппозиции весной 2011-го, подавляемые президентом Сирии Башаром Асадом, быстро переросли в полноценную гражданскую войну, осложнившуюся в 2014-м активными действиями так называемого «Исламского государства» (ИГ/ИГИЛ/ДАИШ – запрещенная в России террористическая группировка). Борьба за мир в арабской республике активно идет не только на сирийской земле, но и на международных переговорах: следом за Астаной встречу по Сирии примет 20 февраля Женева, где назначено возобновление переговоров под эгидой ООН. «МК» побеседовал с экспертами о том, чего удалось добиться Дамаску и его союзникам за прошедшие месяцы (в том числе и в рамках астанинского формата), и как может развиваться ситуация в ближайшее время.
Укрепил ли позиции Асад?
Прошедший 2016 год был отмечен рядом серьезных побед, одержанных сирийскими войсками при содействии союзников. Интересно, что гораздо реже, чем раньше, звучат тезисы о необходимости ухода Башара Асада с поста президента Сирии (хотя, разумеется, по умолчанию большинство представителей оппозиции и внешних сил все равно рассматривают это как неизбежность).
«Даже с начала текущего года Асаду удалось укрепить позиции и на политическом поприще, и непосредственно на театре военных действий, – заявил в беседе с «МК» заместитель директора Института стратегических исследований и прогнозов РУДН Дмитрий ЕГОРЧЕНКОВ. – Причин тому несколько. Обе этих сферы тесно взаимосвязаны. С одной стороны, ситуация на фронтах влечет за собой подвижки в процессе политического урегулирования – мы видим, что оппозиция становится более сговорчивой, нежели раньше. С другой стороны, достижения на переговорах, в том числе, совместное согласование целей, обмен разведданными, даже между оппозицией и Дамаском, приводят к тому, что деятельность всех подразделений – и оппозиционных, и правительственных, – протекает эффективнее. Это мы можем видеть на примере ситуации вокруг Эль-Баба».
Тем не менее, считает начальник отдела исследований ближневосточных конфликтов и вооруженных сил региона Института инновационного развития Антон МАРДАСОВ, переоценивать боеспособность воюющих за Асада сил не стоит. «Сирийская армия не обладает никаким перевесом, – отметил эксперт в разговоре с «МК». – Нужно понимать, что за время гражданской войны, в результате дезертирства, многие соединения существуют лишь номинально, не укомплектованы. Ряд подразделений привязан к местам проживания, и перекинуть их на какой-то другой участок фронта зачастую довольно сложно. Поэтому в горнило боев зачастую бросают «тигров» («Силы тигра», спецподразделение сирийской армии. – «МК»), либо шиитские формирования – по сути дела, иностранные подразделения, прямо или косвенно руководимые Ираном».
«Ситуация очень сложная, и держать многие участки получается за счет «Хезболлы» – причем не ливанской, а именно сирийской. Она, например, хорошо представлена в Дейр-эз-Зоре. Тем не менее, доля иностранцев весьма велика. Например, так называемые Национальные силы самообороны, удерживающие определенные территории, формировались изначально как некая параллельная армия Ирана, при непосредственном участии Тегерана. Причем в Дамаске это вызывало тревогу. Все это ополченческие структуры, и как они поведут себя при перемирии, разделении Сирии на сферы влияния, не станут ли они действовать как, например, добровольческие отряда на Украине, – большой вопрос. Об этом у нас не любят говорить, но многие сирийские ополчения составлены из представителей криминальных кланов страны, в шиитских формированиях есть просто шиитские джихадисты. Перекос в этом плане есть и наш дипкорпус это отлично понимает», — заключает Антон Мардасов.
Переломный момент
Одним из наиболее значимых событий на театре военных действий стало взятие Алеппо. Большинство аналитиков сходятся в том, что эта победа сыграла огромную роль сразу в нескольких смыслах.
«Конечно, взятие Алеппо взяло переломом. Не романтизируя и не преувеличивая можно сказать, что оно позволило решить сразу несколько задач. Во-первых, был освобожден крупнейший после Дамаска город страны, ее промышленное «сердце». Во-вторых, удалось освободить руки сирийской армии – ее деятельность теперь рассредоточена по всей сирийской территории, — считает Дмитрий Егорченков. — Тактика, которую избрало сейчас правительство Сирии и его союзники, оправдывает себя. Речь идет о нанесении точечных ударов по всему широкому фронту борьбы с террористами. Идет постоянное давление на боевиков, которые теперь лишены возможности оперативно перебрасывать в больших объемах силы, что сказывается на ситуации на поле боя».
«России нужна была некая громкая победа, после которой можно было выступать в качестве модератора конфликта. Алеппо, при всех издержках, стал такой победой. Москва, в том числе, проведя эту операцию, сдвинула рамки так называемой «Полезной Сирии». Город перестал быть в тылу у Дамаска и стало возможным проведение операций в Ракке, а также соглашаться на то, что за оппозицией оставалась, например, провинция Идлиб и некоторые прилегающие территории Хамы, Латакии, — отмечает, в свою очередь, Антон Мардасов. — После взятия Алеппо стало ясно, что Россия берет курс на изменение отношений с оппозицией, и стремиться идти несколько иным путем. Если сперва мы видели, что Москва практически идет в военном смысле по стопам Дамаска и Тегерана, то теперь стало ясно, что российские власти готовы работать с оппозицией».
Тем не менее, работу с оппозицией стоит отделять от действий в отношении группировок вроде ИГ или «Фронт ан-Нусра» (запрещенная в России террористическая группировка, с июля 2016-го сменила название на «Джабхат Фатах аш-Шам». — «МК»). «Эти две ключевые силы, вокруг которых, впрочем, сконцентрирован еще целый «пучок» более мелких группировок, конечно, всегда были за рамками любых перемирий, переговоров и т.д., — напоминает Дмитрий Егорченков. — Разговор с ними всегда был короткий, и сейчас мы видим, как совместными усилиями сирийцы, турки, иранцы, российские ВКС, представители реальной сирийской оппозиции борются с этими террористическими организациями. Столкновения идут везде, а в провинции Идлиб и вовсе идет война между различными группировками».
«В прошлом мае стала поступать информация о том, что Россия при участии местных спецслужб, перетягивала на свою сторону определенные сирийские оппозиционные формирования – чтобы они воевали не против Дамаска, а против ИГ, — отмечает Антон Мардасов. — Другим ключевым моментом стало разрешение на проведение Турцией операции «Щит Ефрата» – понятно, что она была согласована с участием Москвы, Дамаска и Тегерана. Поскольку нужно было не допустить возникновения единого курдского коридора на севере Сирии под американским протекторатом, что не устраивало вышеназванные стороны. Более того, возникшая буферная зона имела для России и другой смысл Благодаря оттягиванию в эти районы Турцией различных подразделений Сирийской свободной армии, «Ахрар аш-Шам», в частности, из провинции Идлиб, из Алеппо. Это ослабило формирования у Алеппо и посеяло раздор в оппозиции. Если раньше многие умеренные оппозиционеры вынуждено считали «Фронт ан-Нусра» самой боеспособной группировкой, то затем началось размежевание. Таким образом удалось взять Восточный Алеппо».
«Проект конституции, предложенный Россией, уже выполнил задачу»
В четверг, 16 февраля в Астане началась очередная встреча по межсирийскому урегулированию. Переговорный процесс в столице Казахстана стартовал еще в январе, с конференции, на которой закреплялись договоренности о перемирии между режимом и оппозицией (от декабря 2016-го). То, что за месяц Астана приняла уже как минимум три встречи (на разных уровнях) по Сирии, можно расценить как позитивный сигнал на пути к политическому урегулированию.
«За 2016-й и начало 2017-го года произошло несколько знаковых в этом смысле событий. — говорит Дмитрий Егорченков. — Во-первых, довольна приличная часть оппозиции даже в смысловом поле отделила себя от джихадистов, террористов, выйдя на мирный процесс – в том числе, на астанинский процесс. Это значительно сократило ресурсы и ИГ, и «Аль-Каиды» (не стоит забывать, что «Фронт ан-Нусра – это по сути «Аль-Каида»). Кроме того, за этот же период удалось пошатнуть и материальное благополучие данных группировок, путем разных мер. Речь идет как о пресечении контрабанды, поступления финансовых средств – теперь у этих движений иногда даже не хватает денег на оплату услуг наемников, которые, как следствие, уже не хотят участвовать в боевых действиях. Говорить о том, что покончить с этими группировками удастся в краткосрочной перспективе, – рано. Но мы видим, что поступательно этот процесс идет. И, стоит надеяться, что к концу года мы увидим совсем другую ситуацию».
Важным фактором стало и укрепление роли треугольника Россия-Турция-Иран, который эксперты оценивают пока лишь как тактический союз. Тем не менее, и в этом качестве взаимодействие трех стран на сирийском направлении приносит плоды.
«В тактическом плане есть позитивные сдвиги. Не стоит забывать, что мы имеем дело с очень сложной войной современного типа. Но координация действий, как и обмен информацией, очень важна. — напоминает Дмитрий Егорченков. — Есть, конечно, моменты, которые осложняют сотрудничество. Позиции сторон не всегда сходятся. Это касается, в первую очередь, Ирана. Но пока мы движемся в одном направлении. Другое дело, как будут меняться внешние факторы, какую позицию выработают, например, США. Пока мы видим, что новая администрация себя явно не проявила на сирийском направлении. Возможно. Чтобы превратить «тройку» более широкий формат, к нему постепенно подключаются и другие силы, например, Иордания».
«Иногда говорят, что процесс, запущенный в Астане не приносит результата. Но надо помнить о целях – задачей первой встречи в Казахстане в январе стало закрепление перемирия от декабря 2016-го, — подчеркивает Антон Мардасов. — Как мы видим, оно соблюдается. Понятное дело, что Россия не будет сотрудничать только с Ираном (поскольку многие негативно оценивают иранский элемент в сирийском кризисе), Москва может не участвовать в двусторонних переговорах с Тегераном, но участвовать в переговорах с Анкарой. И тактическая тройка Россия-Турция-Иран отвечает требованиям конфликта и приносит плоды. Тегерану нужно сдерживать некоторые подразделения, которые по своим действиям порою не отличаются от радикальных группировок. Поэтому формат обозначенного «треугольника» в военном смысле так же необходим, как в политическом».
Работой с внешнеполитическими партнерами действия Москвы не ограничиваются — российские власти уже предложили проект конституции для Сирии.
И, хотя пока он развития не получил, Дмитрий Егорченков полагает, что сам факт его появления крайне важен: «Россия никогда не представляла свой проект конституции Сирии как некую аксиому. Цель, как и в любых, даже самых простых, переговорах, была четкая – положить на стол некий документ, который можно править, обсуждать. До этого документа ничего подобного на переговорном столе не было. Разговор был в определенном смысле беспредметным. Поэтому основную задачу российский проект уже выполнил, запустив реальный процесс обсуждения. И, думаю, что ряд его положений будут использованы в дальнейшей работе».
Московский Комсомолец